Свет угас, воспаленными глазами я всматриваюсь в темноту, ищу глазами, сам не зная чего или кого, но я как загнанный невидимым врагом зверь, мечусь глазами в западне, и у меня нет даже лазейки для спасения, я сам, собственными руками загнал себя в угол. Но из темноты доносится голос, до боли знакомый голос, родной голос, его почти не слышно, будто источник голоса находится на другом конце тоннеля, сквозь расстояние и полумрак, доносится до меня, ударяясь об влажные стены. Неужели власть тьмы настолько всесильна, неужели в ее руках безграничная власть, могущая обратить желания в явь, или доносящийся откуда-то, из глубины, голос, твой голос — всего лишь признак помутневшего рассудка? Я поддаюсь вперед, в очередном приступе кашля и мое лицо обволакивает горячий порыв воздуха, ощущение пара, вырвавшегося из емкости с кипящей водой. Обжигающее, но такое приятное ощущение, оно было мимолетным, даже меньше доли секунды, и тем самым – стало ценным, потому что я думал — ты рядом. А потом мое сознание окутала тьма.
— Мертвые живы.
— Каким образом?
— Живы любовью.
Она, сама смерть, уже стоит у меня за спиной, в ожидании, что я протяну ей руку и уйду с ней под руку, уйду без оглядки и без сожаления, делая долгожданный вдох, не наполненный болью и хрипами. Я вижу протянутую ко мне белую длань, она подбирается ко мне все ближе и я отворачиваю свой взгляд, я бы сорвался с места, убегая и страшась оглянуться, но у меня не осталось сил, поэтому я всего лишь отворачиваю лицо и устремляю свой взгляд в противоположную сторону, в надежде, что она поймет, сама смерть, черт ее дери, поймет: не настало еще мое время, я не исполнил, возможно, самого главного в своей жизни — не выполнил обещания.
Лучи солнца играют с каплями утренней росы на траве, а я умудряюсь испортить даже это, орошая ни в чем неповинную зелень красной краской, вновь пожелавшей окрасить симпатичные мне цвета, в ненавистный красный, багрово-красный цвет. Цвет эмблемы нашего клана, чертового, проклятого клана. Сжимая в холодных руках окровавленную траву, в надежде собраться с силами и уйти, я поднимаю потупленный взор, смотря в никуда, только мое стремление увидеть ничто, оборачивается зрелищем, коего я жаждал на протяжении многих лет.
Я вижу тебя.
Тебя, Шисуи.
И будто не существует никакой болезни, будто в моих венах не течет хворь, поражая жизненно важные органы, я будто снова тот, каким был много лет назад, в долю секунды обретя возможность легко двигаться, я подрываюсь к тебе, хоть, и спотыкаясь, от резко нахлынувшей неуязвимости, но я бегу сломя голову и падаю на колени, возле тебя. Ты выглядишь таким же, каким я тебя помню — не изменился, только на глазах повязка, щедро пропитанная кровью. Много лет, как же много лет я желал увидеть тебя, даже таким, беспомощным. Все равно — не имеет значения. Но я желал, блуждая по лесу, или, направляясь на миссии — я не переставал искать глазами твое тело, ждущее спасения и помощи, глупо, но я надеялся, что ты жив — ведь на похоронах твой гроб был пуст. Ведь я стоял в толпе, безразлично смотря на украшенный белыми цветами ящик, и, твердил про себя слова, много раз сказанные тобой при жизни: «Шиноби не плачут», «Шиноби должен оставаться хладнокровным», истины, повторяемые тобой изо дня в день, накрепко засели у меня в голове. И в тот день я не уронил и слезинки, не на глазах у всех, хотя спиной я чувствовал, как сильно окружающие ждут моей слабины. Но я не позволил им насладиться своим поражением. Простишь ли ты меня за это?
Дрожащей ладонью тяну к тебе руку и осекаюсь, ведь может ты всего лишь моя галлюцинация, я слишком часто представлял в своей голове нашу встречу, потому что так и не смог простить себя, за то, что не уберег тебя и не остановил. Я не спас тебя от бездны, Шисуи. Но даже если ты просто видение, я хочу насладиться им сполна.
Проводя рукой по твоему лицу и ощущая тепло, уголки моих губ трогает улыбка, а из недр в груди не собирается вырываться наружу, омерзительный уже мне самому — кашель. И будто не было всех этих лет, ничего не произошло. Все хорошо, как ты и говорил. Единственное, я не знаю, что в таких случаях говорить, но ты же знаешь, из нас двоих — не я мастер красивых и берущих за душу слов, ты был талантов во всем. А я лишь глотал каждое твое слово, может я был твоей тенью: молчаливой и безликой?
— Я улыбаюсь, — произношу я, ласково обхватывая твое лицо своими ладонями, — Улыбаюсь. К горлу подступает комок, а глаза наполняются слезами, но шиноби не плачут… Сквозь пелену соленой воды сложно разглядеть черты твоего лица, веки мои невольно сжимаются, и капля предательски катится по моим впавшим щекам. Не в силах говорить, потому что мой голос будет дрожать, хоть и не от горечи, но я не должен показывать эмоций — даже сейчас, понимая, что «ты» всего лишь мое воображение, подпитываемое болезнью, я не могу стать тем, каким ты хотел меня видеть под покровом ночи. Слыша твой голос, отвечающий мне, видя твою улыбку, я теряю контроль над собой — течение времени потеряно, все вернулось на круги своя. Но иллюзии опасны. В них ты можешь потерять самого себя. Делая глубокий вдох, и не обращая внимания на возникающую внутри боль, я прижимаюсь к тебе, запуская холодные пальцы в твои кудрявые волосы, радуясь, как ребенок, только вот я взрослый, и нет времени наслаждаться, как я бы того хотел.
— Мне нужно идти, — еле-еле выговариваю я в твое плечо, я не хочу отрываться от тебя, не хочу покидать эту иллюзию, не хочу, но я не хотел многих вещей в своей жизни, а мне приходилось их совершать. Сегодня последний день, день, который принесет мне искупление — я наконец умру. Ты же ждешь меня? По крайней мере я надеюсь, что ждешь.
Поднимаясь, мои руки скользят по твоему телу, я медленно встаю, пытаясь замедлить момент нашего расставания, хотя мне подобная блажь непозволительна — Саске уже встретился с моим клоном и спешит увидеться со мной настоящим. Потерпи еще немного. Я не буду с тобой прощаться, мы же увидимся?
И пусть все было не взаправду, и пусть все было не всерьёз, но уходя, я улыбался — эта иллюзорная случайная встреча дала мне сил идти дальше, дойти до конца — ты снова меня приободрил. Спасибо. Я обернулся, в надежде увидеть тебя напоследок, но не увидел никого. Улыбнувшись, я ушел прочь. Меня ждал последний бой.
_________________________________
Прости, Саске, следующего раза не будет
Жаль, что я прощаюсь с тобой так, видя твои напуганные глаза, мечущегося из стороны в сторону, у тебя не осталось козырей против меня, тебя пугает твое бессилие, но ты стал сильным и я верю в тебя. Ты достигнешь высот, коих я не достиг, заблуждаясь в своей всесильности. У тебя все будет хорошо, а я?
Я, я устал. Я отдал свою жизнь, надеюсь, что не впустую, но не мне судить. Судить меня можешь только ты, брат. Прощай.
Смотри, я умираю, но все ж не буду каяться,
А под руку, как кошка, тихонько ночь ласкается.
Странно, видеть себя со стороны, лежащего на холодном камне, видеть себя мертвым, видеть свое бездыханное тело с побелевшими глазами, смотрящими в пустоту. «Вот и все», — думаю я, обращая свой последний взор, на маленького брата, чей силуэт начинает скрываться под падающими полупрозрачными полотнами, закрывающими его от моих глаз. Теперь я по другую сторону баррикад, теперь я мертв. Теперь для меня не существует жизни, мне открывается дорога в бесконечность, дорога, облегчающая мой земной путь, но я не хочу проходить его в одиночку. Я был один слишком долго. Где ты? Но словно из ниоткуда, ощутив ладонь на своем плече, я оборачиваюсь.
— Ты здесь, — бросаясь тебе навстречу, радостно произношу, — Ты рядом.
Всю жизнь прожить как будто не всерьез.
Всю жизнь искать ушедшего во тьму.
Избавившись от странных детских грез,
Принять назад их ветреный обман.
Желать увидеть вновь веселый этот взгляд,
Желать увидеть вновь знакомые черты.
Вдруг осознать, что нет пути назад,
И некуда бежать от пустоты.
Попытки тщетны изменить судьбу.
Попытки тщетны обрести себя.
И смерть найти, на радость иль беду,
От рук того, кто не простил тебя.
Но улыбнуться, глядя в небеса.
Но улыбнуться просто оттого,
Что, закрывая навсегда глаза
Увижу вновь любимое лицо...
Отредактировано Uchiha Itachi (11-01-2017 13:39:42)